«Огонь горит в моем сердце,
И ярко он пламенеет,
И тело моё хворает,
Врача приводя в смущенье
В душе моей яркий уголь,
От угля летают искры,
Глаза проливают слезы,
И слезы текут как ливень,
И только господь всесильный
Поможет мне, и эмир мой»

И он задрожал, и у него застучали зубы, и он упал, покрытый беспамятством, и стал извиваться, как убитая змея, и когда Муавия услышал его слова и произнесённые им стихи, он воскликнул: «Преступил ибн аль-Хакам законы веры и обидел и посягнул на гарем мусульман…».

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Шестьсот девяносто третья ночь

Когда же настала шестьсот девяносто третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда повелитель правоверных Муавия услышал слова бедуина, он воскликнул: „Преступил ибн аль-Хакам законы веры и обидел и посягнул на гарем мусульман“. – „О бедуин, – сказал он потом, ты пришёл ко мне с рассказом, подобного которому я не слышал никогда!“

И он потребовал чернильницу и бумагу и написал Мервану ибн аль-Хакаму: «До меня дошло, что ты преступил против подданных законы веры, а надлежит тому, кто управляет, отвращать взоры от страстей и удерживать душу от наслаждений».

И после этого он написал длинное рассуждение, и между прочим там были такие стихи:

«Поставлен на дело ты, которого не постиг,
Проси же у господа за блуд свой прощенья!
Пришёл к нам тот юноша, несчастный, рыдающий,
И жаловался он нам на горе разлуки.
И богу я клятву дал, – её не нарушу я,
А иначе отрекусь от правой я веры, —
Когда не исполнишь ты того, что пишу тебе,
То в мясо среди орлов тебя обращу я.
С Суадой ты разведись и к нам снаряжённою
С Кумейтом её отправь и Насра ибн Зибаном».

И затем он свернул письмо и, запечатав его своей печатью, позвал аль-Кумейта и Насра ибн-Зибана (а он посылал их с важными делами из-за их верности). И они взяли письмо и ехали, пока не вступили в аль-Медину.

И они вошли к Мервану ибн аль-Хакаму и приветствовали его и отдали ему письмо, осведомив его пололожении дел, и Мерван начал читать и плакать, а потом он пошёл к Суаде и рассказал ей обо всем. Он не мог перечить Муавии и развёлся с Суадой в присутствии аль-Кумейта и Насра ибн-Зибана и снарядил их, и вместе с ними Суаду, а затем Мерван написал Муавии письмо, в котором говорил:

«Эмир правоверных, не спеши!
Ведь поистине исполню я твой приказ охотно и кротко.
Запретного не свершил, когда мне хотелось, я,
Так как же обманщиком блудливым я назван?
И скоро придёт к тебе лик солнца, которому
Нет равных среди людей и нет среди джиннов».

И он запечатал письмо и отдал его посланным, и те ехали, пока не прибыли к Муавии, я тогда они отдали ему письмо, и халиф прочитал его и сказал: «Он отличился в повиновении и слишком распространился в похвалах этой женщине».

И халиф велел привести Суаду и, увидев её прекрасный образ, поразился, ибо подобного по красоте и прелести и стройности стана он не видывал. А обратившись к ней, он нашёл, что она красноречива языком и хорошо выражается. «Ко мне того бедуина!» – сказал он тогда. И бедуина приведи, и был он в устрашающем состоянии, так изменило его время. «О бедуин, – сказал ему Муавия, – будет ли тебе утешением, если я дам тебе взамен Суады трех невольниц – высокогрудых дев, подобных луне, и с каждой невольницей я дам тебе тысячу динаров и назначу тебе из казначейства столько в год, что тебе хватит и ты будешь богат?» И бедуин, услышав слова Муавии, издал, вопль, и Муавия подумал, что он умер, а когда он очнулся, халиф спросил его: «Каково твоё состояние?» – «Я в наихудшем состоянии и в сквернейшем положении. Я мекал защиты у твоей справедливости против несправедливости ибн аль-Хакама, у кого же мне искать защиты от твоей несправедливости?» – ответил бедуин.

И он произнёс такие стихи:

«Не делай меня, о царь, – Аллах тебя выкупит! —
Просящим убежища у жара от пламени,
Суаду верни тому, кто горестен и смущён
И утром и вечером рыдает и помнит,
Оковы с меня сними, отдай её, не скупясь,
И если ты сделаешь – того не забуду»

И потом он сказал: «Клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, если бы ты отдал мне все, чем ты управляешь в халифате, я бы не взял этого за Суаду!»

И он произнёс такой стих:

«Не любит душа никого – лишь Суаду,
Любовь к ней мне воздухом стала и пищей».

И Муавия сказал ему: «Ты признаешь, что развёлся с нею, и Мерван признает, что он развёлся с нею. Мы дадим ей выбрать – если она изберёт другого, мы выдадим её за него, а если она изберёт тебя, то передадим её тебе». – «Сделай так», – сказал бедуин. И Муавия спросил: «Что ты скажешь, Суада – кто тебе милее: повелитель ли правоверных с его благородством, величием, дворцами, властью, богатством и всем, что ты у него увидела, или Мерван ибн аль-Хакам с его несправедливостью и жестокостью, или же этот бедуин с его голодом и бедностью?»

И Суада произнесла такие стихи:

«Вот этот, хотя бы был голодным, несчастным он,
Дороже, чем родичи, друзья и соседи,
Чем тот, кто в венце, и чем Мерван, его ставленник,
Чем все, кто и дирхемы собрал и динары».

И потом она сказала: «Клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, я не такова, чтобы покинуть его из-за случайности времени и обмана дней. Ему принадлежит старая дружба, которой не забыть, и любовь, которая не износится, и мне всех достойнее терпеть с ним беды, как я вкусила с ним в радости».

И удивился Муавия её разуму, любви и верности и велел выдать ей десять тысяч дирхемов, и он отдал их бедуину, и тот взял свою жену и ушёл.

Рассказ о Дамре и его возлюбленной (ночи 693—695)

Рассказывают также [577] , о счастливый царь, что Харун ар-Рашид однажды ночью томился бессонницей. И он послал за аль-Асмаи и Хусейном-аль-Хали и, призвав их, сказал: «Рассказывайте! И ты, о Хусейн, начинай». – «Хорошо, о повелитель правоверных, – ответил Хусейн. – В каком-то году спустился я в Басру, чтобы похвалить Мухаммеда ибн Сулеймана арРабии касыдой [578] , и он принял её и приказал мне оставаться в Басре. И однажды я вышел на Мирбад [579] и выбрал путь по улице аль-Махалия, и поразила меня сильная жара. И я подошёл к большим воротам, чтобы попросить напиться, и вдруг увидел девушку, подобную качающейся ветви, с томными глазами, вытянутыми бровями в овальными щеками, и была она в рубашке гранатового цвета и плаще из Сана, и великая белизна её тела одолевала красноту её рубашки, из-под которой поблёскивали две груди, подобные гранатам, и живот, точно свёрток коптской материи со складками, похожими на свитки белой бумаги, наполненные мускусом. И на её шее, о повелитель правоверных, была ладанка из червонного золота, которая спускалась между грудей, а на блюде её лба был локон, подобный чёрной раковине, и брови её сходились, глаза были огромны и щеки овальны, а нос – с горбинкой, и под ним были уста, как кораллы, и жемчужные зубы, и благовония как бы одолели её. И была эта девушка смущена и растеряна и расхаживала в проходе дома, то уходя, то приходя, и ступала по печени влюблённых, и её ноги делали немым звон её ножных браслетов. И была она такова, как сказал о ней поэт:

вернуться

577

Этот рассказ является вариантом повести о Джубейре ибн Умейре а Будур, которая напечатана в IV томе настоящего издания.

вернуться

578

Касыда – лирическая поэма, отличающаяся рядом формальных признаков, заключительная часть которой содержит похвалу определённому лицу, которому она посвящена.

вернуться

579

Мирбад – одна из главных площадей древней Басры, находилась в западной части города.