И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала триста пятьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что женщина сказала: „О Вардан, что тебе любезнее – выслушать то, что я тебе скажу, – и это будет причиной твоего спасения и богатства до конца века, – или ослушаться меня, и это будет причиной твоей гибели?“ – „Я выбираю внимание к твоим словам: скажи мне что хочешь“, – ответил я ей, и она сказала: „Зарежь и меня, как зарезал медведя! Возьми из этих сокровищ то, что тебе нужно, и иди своей дорогой“.

«Я лучше этого медведя, – сказал я ей. – Возвратись к Аллаху великому и покайся, и я женюсь на тебе, и мы проживём остаток нашей жизни на эти сокровища». – «О Вардан, далеко это! Как я буду жить после него? – воскликнула женщина. – Клянусь Аллахом, если ты меня не зарежешь, я непременно погублю твою душу». – «Не возражай мне – ты погибнешь: вот каково моё мнение, и конец! Я тебя зарежу, и ты пойдёшь к проклятию Аллаха!» – воскликнул я, и затем я потянул её за волосы и зарезал её, и она отправилась к проклятию Аллаха и ангелов и всех людей. А после того я осмотрелся и нашёл столько золота и камней и жемчуга, сколько не может собрать ни один из царей. И я взял корзину носильщика и наполнил её, насколько мог, а затем я прикрыл её платьем, которое было на мне, и понёс её и вышел из сокровищницы. И я пошёл и шёл, не останавливаясь, до ворот Каира, и вдруг приблизились ко мне десять человек из приближённых аль-Хакима биамр-Аллаха, и аль-Хаким был среди них. «Эй, Вардан!» – крикнул он мне, и я ответил: «К твоим услугам, о царь!» – «Убил ты медведя и женщину?» – спросил он, и я отвечал: «Да». И тогда он сказал: «Сними ношу с головы и успокойся душою, – все богатство, которое с тобою, – твоё, и никто не станет его у тебя оспаривать». И я поставил корзину перед ним, и он открыл её и увидел и сказал: «Расскажи мне их историю, хотя я и знаю её, как будто присутствовал там вместе с тобою».

И я рассказал ему обо всем, что случилось, а он повторял: «Ты сказал правду!» А потом он молвил: «О Вардан, пойдём к сокровищам!» И я пошёл с ним к сокровищам, и он увидел, что опускная дверь заперта, и сказал: «Подними её, о Вардан, эти сокровища никто не может открыть, кроме тебя, они охраняются твоим именем и твоим обликом». – «Клянусь Аллахом, я не могу открыть их!» – воскликнул я, но аль-Хаким сказал: «Подходи с благословения Аллаха!» И я подошёл к опускной двери, и назвал имя Аллаха великого, и протянул к ней руку, и она поднялась, точно была легче всего, что бывает. «Спустись и подними то, что там есть, – никто не спускался туда, кроме того, у кого твоё имя, твой образ и твои признаки, с тех пор как сокровище туда положено, и медведь и женщина убиты тобой. Так у меня записано, и я ожидал, что это произойдёт, и так оно и произошло», – сказал аль-Хаким.

И я спустился, – говорил Вардан, – и перенёс к нему все, что было в сокровищнице, а потом он потребовал вьючных животных и погрузил все и дал мне мою корзину с тем, что в ней было, и я взял её и направился домой и открыл себе лавку на рынке».

А этот рынок существует и поныне и называется рынком Вардана [386] .

Рассказ о девушке и обезьяне (ночи 355—357)

Рассказывают также, что у одного из султанов была дочь, к сердцу которой привязалась любовь к чёрному рабу, и он уничтожил её девственность, и царевна полюбила совокупление и не могла прожить без этого и одной минуты. И она пожаловалась одной из управительниц, и та рассказала ей, что никто не совокупляется чаще, чем обезьяна. И случилось, что обезьянщик проходил под окнами девушки с большой обезьяной, и девушка открыла лицо и посмотрела на обезьяну и мигнула ей глазами, и обезьяна разорвала свои путы и цепи и поднялась к ней. И девушка спрятала её в одном месте у себя, и обезьяна проводила ночи и дни в еде, питьё и совокуплении. И отец девушки догадался об этом и хотел убить её…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала триста пятьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда султан догадался о проделках своей дочери и хотел убить её, она узнала об этом и оделась в одежду невольников, и села на коня, и, взяв с собой мула, нагрузила на него столько золота, металлов и материй, что нельзя описать, и увезла обезьяну с собой, и ехала до тех пор, пока не достигла Каира. И она поселилась в одном из домов на равнине, и стала каждый день покупать мясо у одного юноши мясника, но она приходила к нему только после полудня с пожелтевшим цветом лица и изменившимся видом, и юноша говорил про себя: „У этого невольника неизбежно должно быть диковинное дело“.

И когда она однажды пришла, как обычно, и взяла мяса, юноша последовал за ней так, что она его не видела.

«И я все шёл за ней, а она меня не видела, – говорил юноша, – пока она не достигла своего жилья, которое было на равнине, и не вошла туда. И я стал смотреть на неё, стоя в стороне, и увидел, что она расположилась в своём помещении, зажгла огонь, приготовила мясо и вдоволь поела, а остаток мяса дала обезьяне, которая была с нею, и та съела сколько могла. И женщина сняла бывшую на ней одежду и надела самое роскошное женское платье из бывших у неё, и я понял, что она женщина. И затем она принесла вино и выпила и напоила обезьяну, и потом обезьяна падала на неё около десяти раз, пока женщина не обеспамятела, а после этого обезьяна прикрыла её шёлковым плащом и ушла на своё место. И я спустился в середину помещения, и обезьяна почуяла меня и хотела меня растерзать, но я поспешно вынул нож, бывший у меня, и проткнул им брюхо обезьяны. И женщина проснулась, устрашённая и испуганная, и, увидев обезьяну в таком состоянии, закричала великим криком, так что едва не погубила себя, и затем упала без памяти. А очнувшись от обморока, она сказала мне: „Что побудило тебя к этому? Ради Аллаха, пошли меня вслед за нею!“ И я до тех пор уговаривал её и ручался ей, что я справлюсь с тем, с чем справлялась обезьяна, имевшая столь частые сношения, пока страх женщины не успокоился. И я женился на ней, но оказался слаб для этого и не мог этого вытерпеть, и пожаловался на своё положение одной старухе, и упомянул ей, каково было дело с женщиной. И старуха взялась устроить мне это дело и сказала: „Непременно принеси мне котелок и наполни его крепким уксусом, и принеси мне рятль молодого алоэ“. И я принёс ей то, что она просила, и старуха положила все в котелок, и поставила котёл она огонь, и дала тому, что в нем было, сильно закипеть, а потом велела мне иметь сношение с той женщиной, и я делал это, пока она не обеспамятела. И старуха подняла её, бесчувственную, и приблизила её фардж к отверстию котла, и дым из него поднялся и вошёл к ней в фардж, и оттуда что-то вышло. И я всмотрелся и вдруг вижу, это два червячка – один чёрный, другой жёлтый, и старуха сказала: „Первый вырос от сношений с негром, а второй вырос от сношений с обезьяной“. И когда женщина очнулась от обморока, она провела со мной некоторое время, не требуя сношений, и Аллах отвёл от неё это состояние, и я удивился этому…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала триста пятьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что юноша говорил: „И Аллах отвёл от неё это состояние, и я удивился этому и рассказал ей всю историю“.

И женщина жила с этим человеком приятнейшей жизнью, в наилучшем наслаждении и взяла к себе старуху вместо матери. И она с мужем и со старухой пребывала в наслаждении и радости, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний. Да будет же слава живому, который не умирает, и в чьей руке видимое и невидимое царство!