И когда Нузхат-аз-Заман услышала от бедуина эти слова, свет в глазах её стал мраком…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала сто сорок пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Нузхат-азЗаман услышала от бедуина эти слова, свет в глазах её стал мраком, и, поднявшись, она обнажила меч и ударила им бедуина Хаммада в лопатку и вытащила меч из его шеи. И присутствующие сказали ей: „Почему ты поторопилась убить его?“ – а она воскликнула: „Слава Аллаху, который продлил мой срок настолько, что я отомстила своей рукой!“ И она велела рабам вытащить его за ноги и бросить собакам.
А после того обратились к остальным двум из этих трех, из которых один был чёрный раб, и спросили его: «А ты, как тебя зовут, скажи нам правду!» И он отвечал: «Меня зовут аль-Гадбан», и рассказал им о том, что у него произошло с царицей Абризой, дочерью царя Хардуба, царя румов, как он убил её и убежал. И раб ещё не закончил своей речи, как царь Румзан скинул ему голову мечом и воскликнул: «Слава Аллаху, который дал мне жизнь, и я отомстил за мою мать собственной рукой!» И он передал всем, что рассказала ему его нянька Марджана об этом рабе по имени аль Гадбан.
А после того обратились к третьему, и был это верблюжатник, которого наняли жители Иерусалима, чтобы свезти Дау-аль-Макана и доставить его в больницу Дамаска сирийского, и он бросил ею у топки и ушёл своей дорогой.
«Расскажи нам твою повесть и говори правду», – сказали ему, и верблюжатник рассказал обо всем, что произошло у него с султаном Дау-аль Маканом, как он увёз его больного из Иерусалима, чтобы доставить его в Дамаск, и бросил его у больницы и как жители Иерусалима принесли ему деньги, и он взял их и убежал, кинув Дауаль Макана на куче навоза возле топки бани. И не окончил он ещё говорить, как султан Кан-Макан взял меч и, ударив верблюжатника, скинул ему голову и воскликнул: «Слава Аллаху, который сохранил мне жизнь, и я отомстил этому обманщику за то, что он сделал с моим отцом! Я слышал этот самый рассказ от моего отца».
И потом цари сказали друг другу: «Нам осталась только старуха Шавахи, по прозванию 3ат-ад-Давахи, – она виновница этих испытаний, так как ввергла нас в бедствия. Кто поможет нам отомстить ей и снять позор?»
И царь Румзан, дядя царя Кан-Макана, сказал ему: «Она обязательно должна явиться!» И в тот же час и минуту царь Румзан написал письмо и послал его своей прабабке, старухе Шавахи, по прозванию Зат-ад-Давахи, и говорил ей в нем, что он овладел царством Дамаска, Мосула и Ирака, разбил войско мусульман и взял в плен их царей. «И я хочу, – говорил он, – чтобы ты всенепременно явилась ко мне с царевной Суфией, дочерью царя Афридуна, царя аль Кустантынии, и с кем хочешь из вельмож христиан, но без войска, так как в этих странах безопасно, ибо они стали нам подвластны».
И когда письмо дошло до старухи, она прочитала его и, узнав почерк царя Румзана, сильно обрадовалась, и в ют же час и минуту она собралась в путь вместе с царевной Суфией, матерью Нузхат-аз-Заман, и теми, кто им попутствовал, и они ехали, пока не достигли Багдада. И посланец выехал вперёд и сообщил об их прибытии.
И тогда Румзан сказал: «Наше благо требует, чтобы мы оделись в одежды франков и встретили старуху мы будем тогда в безопасности от её хитростей и обманов». И все ответили: «Слушаем и повинуемся!» – и надели франкское платье. И когда Кудыя-Факан увидела это, она воскликнула: «Клянусь господом, которому поклоняются, не знай я вас, я бы наверное сказала, что вы франки!»
А потом Румзан пошёл впереди них, и они вышли навстречу старухе, с тысячей всадников, и когда глаза уже встретились с глазами, Румзан сошёл с коня и поспешил к ней, а старуха, увидав Румзана, узнала его и, спешившись, обняла его за шею. И Румзан так сдавил ей рукой ребра, что чуть не сломал её, и старуха спросила его: «Что это такое, о дитя моё?» Но она ещё не закончила этих слов, как вышли к ним Кан-Макан и везирь Дандан, и витязи закричали на бывших с нею невольниц и слуг и забрали их всех и вернулись в Багдад.
И Румзан приказал украсить Багдад, и город украшали три дня, а потом вывели старуху Шавахи, по прозванию Зат-ад-Давахи, на голове которой был красный колпак из листьев, окаймлённый ослиным навозом, и впереди неё шёл глашатай и кричал: «Вот воздаяние тому, кто посягает на царей, сыновей царей и царских детей».
А затем её распяли на воротах Багдада, и когда её люди увидели, что с ней случилось, они все приняли ислам. И Кан-Макан, его дядя Румзан, Нузхат-аз-Заман и везирь Дандан удивились этой диковинной истории и велели писцам занести её в книги, чтобы её читали те, кто будет после них, и провели остальное время в сладчайшей и приятнейшей жизни, пока не пришла к ним Разрушительница собраний.
Вот и конец того, что до нас дошло о превратностях времени, постигших царя Омара ибн ан-Нумана, его сыновей Шарр-Кана и Дау-аль-Макана и сына его сына Кан-Макана и дочь его Нузхат-аз-Заман и её дочь Кудыя-Факан».
И сказал потом царь Шахразаде: «Хочу, чтобы ты мне теперь рассказала что-нибудь из рассказов о животных и птицах». А сестра её, Дуньязада, воскликнула: «Я не видела за все это время, чтобы у царя расправилась грудь когда-нибудь, кроме сегодняшней ночи, и я надеюсь, что исход твоего дела с ним будет благополучен». А царя в это время настиг сон, и он заснул…
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Рассказ о гусыне и львёнке (ночь 146)
Когда же настала сто сорок шестая ночь, Шахразада сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что был в древние времена и минувшие годы павлин, который ютился на берегу моря со своей женой. И место это изобиловало львами, и были там всякие звери, а деревья и реки были в том месте многочисленны.
И этот павлин с женою ютились ночью на одном дереве из этих деревьев, боясь зверей, а днём спозаранку вылетали, чтобы найти пропитание. И они жили так, пока их страх не усилился, и стали они искать другое место, где бы приютиться. И когда они искали такое место, вдруг показался остров, изобилующий деревьями и реками, и они опустились на этот остров, и поели и напились, и тогда вдруг подбежала к ним гусыня. В сильном испуге бежала она до тех пор, пока не прибежала к дереву, на котором был павлин с женой, и тогда только успокоилась.
И павлин не усомнился, что у этой гусыни удивительная история, и спросил её, что с нею и почему она боится, и гусыня сказала: «Я больна от ужаса и от страха перед сыном Адама. Берегись и ещё раз берегись сыновей Адама!» – «Не бойся, раз ты добралась до нас», – сказал ей павлин, и гусыня воскликнула: «Слава Аллаху, который облегчил мою заботу и горе благодаря вашей близости! Я пришла, желая вашей дружбы».
И когда она кончила говорить, жена павлина спустилась к ней и сказала: «Приют и уют! Добро пожаловать! С тобою не будет беды. Откуда достигнет нас сын Адама, когда мы на этом острове, который посреди моря? С суши он не может до нас добраться, а с моря ему нельзя к нам подняться. Радуйся же и расскажи нам, что постигло и поразило тебя от сына Адама».
«Знай, о пава, – сказала тогда гусыня, – что я всю жизнь провела на этом острове в безопасности, не видя дурного. И однажды ночью я заснула и увидела во сне образ сына Адама, который говорил со мной, и я говорила с ним. И я услышала, как кто-то говорит мне: «О гусыня, остерегайся сына Адама и не обманывайся его речами и тем, что он принесёт тебе: велики его хитрости и обманы! Берегись же всячески его коварства, ибо он обманщик и коварен, как сказал о нем поэт: